Баллада о Григории Шелихове.

(продолжение)

Три галиота покинули гавань-

твёрдая суша, прощай!

Чтоб заработать и деньги и славу,

волей судьбу укрощай!

Месяц проходит. Шторма раскидали

утлые корабли.

Два галиота бороться устали

у Алеутской земли.

Берингов остров зимовьем послужит-

трудно, но выхода нет:

снежные ветры скоро закружат

свой леденящий балет.

Вечная спутница всех мореходов,

хворь захватила людей.

Только не тех, кто в лыжных походах

много проводит дней.

Шелихов слабых тянул за собою:

«Не расслабляйся, герой!».

Только цинга отпустила весною

с первой зелёной травой.

Солнце и травы добавили сил

летом отправиться в путь.

Но океан непослушный бурлил

и не давал отдохнуть.

Ветры противные вновь разнесли

два галиота, и вот

снова тревожные мысли вползли:

где же наш парусный флот?

Брови нахмурены, стиснуты зубы-

давит сомнений свинец.

Но повторяют упрямые губы:

«Это ещё не конец!»

Вскоре увидел отставшее судно,

мысли плохие ушли.

Два корабля, хоть и было им трудно,

вместе к Кадьяку пришли.

Мирными были с Конягами* ) встречи

первые несколько дней.

Только не так уж был прост и сердечен

род Алеутских парней.

В земли свои, и к угодьям бобровым,

чтоб чужаков не пустить,

местные жители были готовы

кровью своей заплатить.

Быстро поплыли байдарки с гонцами,

просьбу неся о спасеньи.

Стал заполняться младыми бойцами

остров скалистый соседний.

Тысячи Диких из дружных племён

шумно готовились к бою:

«Русский охотник хитёр и умён,

но мы раздавим гурьбою

горстку захватчиков, словно москитов.

Всех перебьём иль прогоним,

также, как били недавно тлинкитов.

Воинов честь не уроним!».

Шелихов сам попытался смирить

орды людей своевольных,

и с толмачом на байдарке подплыть

к стану Коняг недовольных.

Речи о мире, посулы великие

мир не смогли принести.

Только услышал он злобные крики

и приказанье уйти.

Не дожидаясь пока соберётся

полное войско Коняг,

Шелихов принял решенье: «Придётся

их припугнуть, бедняг».

Два корабля двухфунтовыми пушками

стали палить по скале.

Ружья стреляли совсем не игрушками-

люди прижались к земле.

Стрелы и дротики всё ж полетели

в русский умелый десант.

Только вреда нанести не успели -

верх одержал оккупант.

Тысячи Диких бежали в испуге,

тысячу взяли в плен -

ружьям не могут противиться луки.

Только войне взамен

надо построить разумный мир

с пряником, верой и страхом.

Если здесь будет росс – командир,

дело пойдёт с размахом.

Пленных четыреста жить обязали

неподалёку от гавани.

Снасти и лодки для жизни им дали,

вместе ходили в плаванье.

Всех остальных отпустили, но взяли

двадцать детей в аманаты* ).

Всё же Коняги позднее напали

и получили расплату:

пули свинцовые многих скосили.

Рыбам пошли на корм

те, кто противился русской силе

и отходил от норм,

силой и лаской навязанных здесь

русским настырным купцом.

Шелихов знал, что жестокость и спесь

пахнут печальным концом

в мире, далёком от русских границ

с горсткой простых мужиков.

Много подарков из разных вещиц

сломят скорей бедняков.

Руку дающего лижет кобель,

служит ему до смерти.

И с человеком так было досель:

тем, кто зависим, тем вертим.

«Всё ж философию надо внедрить

в голову дикаря:

надо как следует благодарить

Бога, меня и царя».

Годы строительства и обученья

жителей островов

сняли основы ожесточенья

и примирили врагов.

Многое сделал для русской Компании

и для России купец.

Новых земель завоевание-

это как меч-кладенец.

Кто завладеет волшебным мечом,

тот победит злодея.

Станет героем и богачом

русич, Аляской владея.

Верил Григорий и всех вдохновлял

личным своим примером.

Силу с терпимостью он совмещал

и говорил маловерам:

«Север Восточного Океана

будет Российским навек!

Ну, а торговых судов караваны

встретит застроенный брег.

Сил не жалея, трудитесь во благо

Родины нашей великой,

честь не роняя российского флага

в стычках с жестокостью дикой».

Время пришло собираться в поход

к русским родным берегам.

Тут и пропавший пришёл галиот-

слава живым морякам!

Тех, кто погиб или умер в походе,

к жизни уже не вернуть.

Только, как водится в нашем народе,

надо, скорбя, помянуть:

Сибирская похоронная:

(К.С. Бадигин. Ключи от

Заколдованного замка. 1993 г.)

Спите, други, под землёю

сон спокоен и глубок.

Ни с напастью, ни с бедою

не знаком ваш уголок.

Мать, сыра земля, - защита

вам от снега, от дождя.

Ею ваша грудь закрыта

от стрелы и от ножа.

И не встретят ваши очи

взгляд кровавый палачей,

и под мраком бурной ночи

не подкрадется злодей.

Спите, други, под землёю

сон спокоен и глубок.

Ни с напастью, ни с бедою

не знаком ваш уголок.

Два корабля и людей оставляя,

Шелихов гавань покинул.

Третью дочурку в люльке качая,

брови в раздумье сдвинул.

В тесной каюте уснула жена,

Катенька тоже спит.

Только Григорию не до сна –

он над запиской корпит:

«…Должен я ещё здесь упомянуть и о галиотах, на каком им там основании надлежало оставаться. Одному предписал я наставлением, данным мною поверенному Самойлову, плавать по длине от 40 до 73 градусов, считая от Охотскаго меридиана, который я первым проставлял в своём изчислении, а по широте от 60 до 40 градусов, в открытом море; другому же к Северу при сближении там двух частей света, для сыскания неизвестных мест и островов…»

Г. Шелехов

Встречные ветры мешали в пути-

им наплевать на людей.

Лишь до Курильской гряды дойти

смог он за сорок дней.

Долгий поход повалил моряков

старой и злобной цингой.

Дюжина русских мужчин-казаков

сломлена этой бедой.

Силушки нет кораблём управлять -

жалко больных бедняг.

Шелихов, к счастью, сподобился взять

сорок индейцев Коняг.

То-то подспорье в матросских делах-

море для них привычно.

Быстро освоившись в русских словах,

стали справляться отлично.

Через неделю пришли в Большерецк,

бросили якорь в гавани.

Тут и надумал Григорий, купец,

рыбу купить с приправами.

Свежий лосось и укроп с овощами,

даст Бог, помогут больным.

Пусть побалуются кислыми щами,

хлебом любимым ржаным.

В малой байдарке с одним моряком

Шелихов к брегу поплыл.

Встретившись вскоре с одним рыбаком,

лодку с гребцом возвратил.

Завтра с едою вернётся на боте

к слабой своей команде,

что на потрёпанном галиоте

думала о провианте.

Только Григорию вновь уготовано

в битву с судьбою вступить:

ночью судёнышко, с якоря сорвано,

к западу стало сносить.

Ветер сильнейший уняться не мог

сутки и двое и трое.

Для ожиданья закончился срок,

выбора нет для героя.

Сушею двигаться надо домой,

как бы то ни было трудно.

Кровью делиться придётся с мошкой,

но и стоять безрассудно.

Шелихов выбрал. Купил лошадей,

нанял людей, как в плаванье.

Тут он разведал от  почтарей

новость Камчатской гавани.

Бросил там якорь английский купец,

ждёт он на торг разрешения.

Быстро находит тут наш молодец

способ обогащения.

И, развернув лошадей на восток,

в город Петра и Павла

едет купеческих дел знаток -

так уж судьба диктовала.

Быстрой и выгодной сделкой заманен,

Шелихов прибыл в порт.

Тотчас заметил его англичанин

и пригласил на борт.

Питерс радушный устроил приём –

с добрым вином, угощеньем.

Ну, и товары, что были при нём,

выставил на обозренье.

Карты не прятал, и всё показал:

страны, моря, острова.

Шелихов хоть языка и не знал,

но заучил слова.

Искры мелькали в пылающем взоре:

надо забрать весь товар.

Штюнгель, исправник, приехал и вскоре

определил гонорар.

Сделку оформили и закидали

несколько ботов товаром.

всё, что купили, с наваром.

Осень надвинулась, листья желтеют,

впору на зиму остаться.

Только дочурки с женой сиротеют,

надо в Охотск пробираться.

Сны беспокойные с ревностью вкупе

гонят Гришату к жене.

Путь по Камчатке зимою доступен

более, чем по весне.

Выбрал попутчиков-проводников,

в трудный отправился путь.

Шелихов с горсткою смельчаков

море решил обогнуть.

Осень сменилась на лютый мороз,

ветры вовсю бесновались.

Было немало для жизни угроз,

но мужики не сдавались.

Месяц за месяцем, только вперёд:

нарты, собаки, яранги.

Шелихов роздыху не даёт -

гонит, как шашки в дамки.

Вот и Охотск и конец января -

слава тебе, Господь.

Видно, молился ему не зря -

сладкого дал щепоть.

Судно с Наташей, по счастью, дошло

быстро к родным берегам.

Но беспокойство из мыслей не шло:

«Как же мой милый там?

Может погиб, догоняя на боте

судно с женой и детьми?

Иль в Петропавловске на галиоте

ждёт отправленья, а мы

здесь изнываем в тоске и  тревоге.

Столько бессонных ночей!» 

Не ожидали, что был он в дороге

двести без малого дней.

Сколько же радости было при встрече!

Плачет от счастья Натаха:

«Папенька к нам прикатил издалече,

как Дед Мороз на собаках!»

Старшие дочки ещё не забыли,

и облепили отца.

Только Григория думы свербили,

дело всей жизни купца:

надо скорее доклад предоставить

об освоеньи земель,

и экспедицию снова направить,

не разводя канитель.