Художник Валерий Шиляев. Шхуна Алеут.
Поселение Шелихова на о. Кадьяк.
Остров Кадьяк.
За две недели до Курил
«Елисавета» добралась.
Попутный ветер нас бодрил,
но мысль вперёд него неслась.
Камчатку плавно обогнули,
сентябрь выдохся и вот
к Танаге-острову прильнули
напиться свежих пресных вод.
Вулканы мрачною громадой,
покрыты белой шапкой льдов,
курятся чёрным самосадом
не сотни – тысячи годов.
Деревьев нет на Алеутах –
лишь чёрный пепельный песок.
В болотах глупыши и утки
жируют в зелени осок.
Им скоро в путь за вечным летом,
а нам – скорее на восток
к земле, что солнцем не согрета,
чей еле слышен голосок.
Голос
Америки:
Годы в бореньи проходят,
тают в туманной дали.
С запада не приходят
русские корабли.
Жду тебя, как Мессию,
смелый моряк-мореход.
Скоро ли из России
судно твоё придёт?
Скоро ли из России
судно твоё придёт?
Проходят дни, и две недели
от Октября отрезал Крон.
Мы с нетерпением глядели
на острова и горизонт.
Но сильный ветер тёмной ночью
на нас набросился, как зверь.
А волны всей своею мощью
старались выпихнуть за дверь
из этой жизни смельчаков,
что на пределе своих сил,
цепляясь за края бортов,
боролись с трепетом ветрил.
Удары волн о наше судно
обшивки стыки развели,
матросы в трюме многотрудно
качали воду как могли.
Смертельный страх объял людей,
и принуждал их напрягаться.
Сам о себе, моряк, радей -
здесь не на кого полагаться!
В четвёртый день угомонился
Восточный океан-буян.
Безумный ветр на штиль сменился,
в живых оставив россиян.
Поломки мы пересчитали,
всё починили вплоть до швабры.
Потом с Хвостовым мы читали
о страшной гибели «Центавра».
То было двадцать лет назад,
но опыт aнглийский был нужен.
Сюжет, признаюсь, жутковат,
похож на наш, но только хуже.
Стихия бешено трепала
примерно сотню кораблей.
И много дней не затихала,
но становилась только злей.
Из той флотилии огромной
спаслась, быть может, половина.
А остальных в пучине тёмной
ждала ужасная кончина.
Спасённых риск не отвратил
от новых парусных походов.
Кто соль морскую раз вкусил,
тот не уйдёт из мореходов.
Хор
беспокойных душ:
Матери, жёны, дети
молятся за моряков.
Больше всего на свете
чают увидеть их вновь.
Но не дано обрести
счастья на твёрдой суше.
Господи-Боже, прости,
с миром прими их души.
Господи-Боже, прости,
с миром прими их души.
Недолго штиль нас баловал
спокойным сном и тишиной.
Зюйд-Вест со шквалом закидал
и снегом и крутой волной.
Обледенели паруса,
а в трюме вновь открылась течь,
закрылись ясны небеса.
Удастся ль жизнь свою сберечь?
Ещё дней десять нас носило,
и дух в бореньи ослабел.
Еда к исходу подходила,
но тут восток заголубел.
Вставало солнце. Мы узрели
Кадьяк в сверкающих снегах.
Ну, наконец-то мы у цели
на судне, с грузом, на ногах!
Никто так скоро не ходил
сюда от русских берегов.
И этот подвиг совершил
мой друг и командир Хвостов!
Как я мечтал об этом дне!
Виват, Америка! Я – здесь!
Ты, как невеста в белизне,
поклон мне, молодцу, отвесь.
Три дня ушло на продвиженье
до компанейской директории.
А я вернулся к изложенью
Колумба русского истории.