Михаил Русамов БЕСПОКОЙНЫЕ ДУШИ Стихи для родных и друзей |
Новости | Последнее обновление: 7.02.16 | Написать автору |
О себе | Любовные | Философские | Гражданские | Иронические | Посвящения | Крупные формы |
Сцены 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Сцена 24 Родосто (Турция) Дом Узбека Узбек, князь Ференц Ракоци, призрак Гюльджан
Ференц Ракоци Вот так моя закончилась борьба за счастье и свободу для народа. И Габсбургов ничтожная порода осталась в виде мерзкого горба, уродуя венгерскую отчизну. По мне они отпраздновали тризну, а я пишу в изгнании о том, что было для истории пятном.
Другие впишут новые страницы, других прославят в гимнах и стихах. А я уж буду где-нибудь в верхах витать душою вольной, словно птицы, парящие над бурною водой. А нужен ли душе такой покой? Теперь и Вы мне о последнем шаге поведайте в глаза, а не бумаге.
Узбек Без жалости гильзайские солдаты сжигали все деревни на пути а тех, кто в страхе не успел уйти, рубили, будто люди виноваты, что шах не признаёт гильзайских прав. В крови невинных руки замарав, и сам я стал врагом своих же братьев и был достоин смерти и проклятья.
Керман сопротивлялся, что есть мочи, погибли там Иббен и Ибрагим. А с Рикой, лучшим другом дорогим, случилось то, что тенью чёрной ночи на совести моей лежит, как грех, который тяжелей и горше всех…
Ференц Ракоци Я видел смерть. Спокойнее, Узбек, к ней тоже привыкает человек.
Узбек Не смерть страшна, как таковая, а то, за что ты подставляешь грудь. О чести и о совести забудь, когда волна победы боевая влечёт солдат на зверства и грабёж. Керман был взят, и начался делёж. Поклонников огня магометане кололи, как не писано в Коране.
Мужчин, детей, старух и стариков- лишали глаз, иль вовсе убивали, и безоружные прощения не знали. Так было только в темени веков. Когда же Рика к милости призвал, то на него кровавый этот вал обрушился своей безумной силой. Вот так Керман и стал его могилой.
Над женщинами прежде надругались, а после распороли животы. Лишь девушек особой красоты пленили, чтоб продать, а сами дрались за них и за богатые дворы. Домов горящих яркие костры и мне и Мир Махмуду дали знать, что некому тот город защищать.
С охраной я с трудом нашёл дома, где несколько Керманских богачей скрывались от безжалостных мечей. Я спас им жизнь. Но хуже, чем чума набег гильзаев поразил народ, который и без них не знал щедрот. Рустан стерпел безумства солдатни, но мне сказал: «Доверие верни».
Два дня кружила падальщиков стая над городом поклонников огня. Себя за эти ужасы кляня, я ждал, надежду слабую питая, что новых жертв удастся избежать и древний Исфахан без боя взять. А Мир Махмуд не чувствовал вины и был доволен ходом сей войны.
На третий день пришла плохая весть: ведёт большое войско Лютф-Али, земля дрожит от конницы вдали, и воинов в той коннице не счесть. Нахмурил Мир Махмуд густую бровь и с горечью решил, что даром кровь своих гильзаев проливать не стоит: отступит он и войско успокоит.
«Отход прикроет твой боец Рустан с отрядом персиян в пустом Кермане». Мол, погибайте сами, персияне, коль нужен вам столичный Исфахан! Ушёл и я с проклятым Мир Махмудом, держа своё раскаянье под спудом. Потом узнал я, что погиб Рустан, и все бойцы и мой безумный план.
Ференц Ракоци А что Вас привело на мирный брег, в Родосто, а не в шумную столицу?
Узбек Орёл побитый здесь свою орлицу оставил для любви и страстных нег. Но не достоин я любви и состраданья, и вот Аллах иное наказанье мне уготовил в ярости своей. И я просил его: «Меня убей!»
Она скончалась в муках от болезни, не зная, как стремлюсь я к ней опять. И мне уж никогда не рассказать, что все мои усилья бесполезны. Когда стремишься ты к высокой цели, нельзя, чтоб чьи-то дети сиротели. Мои ошибки страшною ценой гнетут всечасно жалкий разум мой.
Друзей родные прокляли меня, дома и земли отняты навек, и дочери теперь лишён Узбек. Отца в своих несчастиях виня, она рабыней служит у глупца уборщицею шахского дворца. Подумайте, достоин ли друзей Ваш vis-à-vis, тем более, князей?
Ференц Ракоци В борьбе подняться должен весь народ. Чужих нельзя с войною призывать, чтоб только власть у шаха отобрать! Но и с народом будешь ты банкрот, коль сил не хватит в тягостной борьбе. Тогда потянешь на своём горбе всю тяжесть пораженья и утрат с вопросом вечным: «Кто же виноват?»
Узбек Один слуга по-прежнему со мною - талантливый и добрый менестрель. Он может спеть балладу, пасторель, и душу тронуть звонкою струною. Желаете послушать?
Ференц Ракоци Я готов,
Узбек (кричит) Ибби, ты здесь? Нам не хватает слов о трогательном чувстве, что когда-то нам скрашивало сумрачные даты.
Входит Ибби с гитарой
Нам хочется послушать что-нибудь о тонком мире чувств и о судьбе, конечно, об утратах и борьбе. Пускай печаль-тоска нам сдавит грудь. Французские слова и тонкий стиль напомнят, что у нас не шторм, а штиль. Мой гость – такой же шах, как твой Узбек, и это не на время, а навек.
Песня Ибби В одной стране далёкой, где правил шах Амин, В красавицу влюбились слуга и господин. Но для раба лишь грёзы - любить свободных дев, И он молчит сквозь слёзы, себя преодолев.
У девы той прекрасной немало женихов, И лишь один из многих решительный Хосров. Согласна быть женою, промолвила Ширин, Тому, кто красотою стихов достиг вершин.
Припев: Расколот мир на тех, кто любит и не любит. Расколот мир на тех, кто беден и богат. Но рок жестокий всех, в конце дороги губит. И мы живём во тьме, своих не зная дат.
Призвал слугу на помощь суровый господин, И так сказал Казиму: Эй ты, простолюдин! Изволь сложить поэму для той, что краше всех. Коль ты решишь проблему, то будет и успех.
Не мог слуга отказом ответить господину, Привык любым приказам он гнуть покорно спину. Таланты – не богатство, особенно для тех, Кто вместо счастья рабство несёт, как тяжкий грех.
Припев.
Исполнил бедный малый господский тот приказ, А слёзы от страданий лились из карих глаз. Красавица влюбилась в носителя стихов, И радостно женился на ней купец Хосров.
Прошли года, и счастье ушло куда-то в тень, И вот иные страсти терзают каждый день. Задумал свергнуть шаха тщеславный господин, Гневит, мол, тот Аллаха, бессовестный Амин.
Припев.
Собрав большое войско, решимостью гоним, Ушёл Хосров-воитель, и с ним ушёл Казим. Сошлись войска в пустыне, но битву выиграл шах, Хосров в своей гордыне повержен в пух и прах.
В отчаянии бежал он к любви своей, Ширин, И видит, что кинжалом убил её Амин. Наёмного убийцу послал он в дом купца. Так вот цена ошибок бесславного борца!
Припев.
От горя плачут оба, слуга и господин, Склонясь над крышкой гроба, где бедная Ширин Бледна и бездыханна, уснула вечным сном, Не зная, что два сердца страдали об одном.
Но что-то изменилось в сознании слуги, И сердце говорило: коль милой нет - беги. Наутро дом покинул восставший раб Казим, Быть может, где-то сгинул, самим собой казним. Припев: Расколот мир на тех, кто любит и не любит. Расколот мир на тех, кто беден и богат. Но рок жестокий всех, в конце дороги губит. И мы живём во тьме, своих не зная дат.
Узбек Опять с намёком слышатся слова Ужель и ты любил мою Гюльджан? Пополни список из душевных ран. Сейчас возможно, ведь она мертва.
Ибби Гюльджан не знала, а свои глаза я опускал, и горькая слеза ночами прожигала душу мне. Поверь, Узбек, я искренен вполне.
Ты женишься, когда утихнет боль, но быть при этом выше сил моих. Средь женщин не найти уже таких, а я свою исполнить должен роль. Я должен петь о ней и о любви, как менестрель, как суфий Навои. Свобода мне нужна! Пойми, Узбек, я не слуга, не раб, я – человек!
Ференц Ракоци Ни мне, ни Вам, Узбек, не удалось забитому и тёмному народу с мечом и гневом принести свободу. А сколько жизней в битвах прервалось!? Пред Вами раб один, но даже это навеки станет в памяти поэта минутой счастья, что превыше всех. Его свободой искупите грех!
Узбек Опять удар! Где силы взять, Аллах? Слуга мой верный был почти что друг. Он был опорой мне всегда, и вдруг последний камень превратился в прах. Мой дом разрушен весь до основанья, Что остаётся? Лишь воспоминанья, душевный мрак и старость впереди. Ну, что ж, Ибби, прощай и уходи.
Призрак Гюльджан Прощай, Узбек! Прости, что не могу тебя утешить в этот трудный час. Свет жизни краткой для меня погас, и дух мой - на пустынном берегу. Ты помнишь Шарля? Напиши ему. Быть может, станет легче самому. Сложи страданья на бумажный лист – и станет дух для будущего чист.
Сцены 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
|
Адам Маньоки – Ференц II Ракоци
Теодор Шассерио - Сражение арабов
Godfried Guffens – Вождь бедуинов
Sándor Liezen-Mayer - Ракоци на побережье Родосто
|