Здесь горы тучи не пускают

на материк с их мокрым грузом.

И те дождями истекают,

скребясь о ели серым пузом.

Снега лежат лишь на вершинах

вулканов и лесистых гор.

В немногочисленных долинах -

ручьи и блинчики озёр.

Для земледелья нету места,

и солнца мало зерновым.

Но люди – из другого теста.

они преградам роковым

способны противопоставить

упорство, волю и терпенье,

хотя не всем дано прославить

своё Отечеству служенье.

Уж много лет здесь правит сильный

и дальновидный человек.

Баранов, будто бы двужильный,

вершит дела, которых в век

другой осилить не способен.

Притом живёт он хуже всех:

его приют в дожди подобен

сараю их сплошных прорех.

Кровать в воде стоит и плесень

растёт в храмине каждый день.

Сей факт ему не интересен,

не человек он, а кремень.

Бостонцы очень уважают

правителя сих диких мест.

Индейцы дружбу предлагают,

но не из тех, кого окрест

Баранов сильно напугал,

изгнав из Ситхи прошлый год.

Сей муж границы раздвигал

в пределы океанских вод

вплоть до Гавайских островов,

где местный царь Камеамеа

прислал посылку из даров,

мол: «я открыт друзьям для дела».

Баранов искренно ответил,

что был бы рад испечь пирог

из зерновых, что в вечном лете

растут, не ведая тревог.

Но вместе с тем, зело как трудно

людьми бывало управлять.

Среди промышленных подспудно

росло желанье бунтовать

за справедливое деленье

доходов от продажи шкур.

Бывали даже выступленья

иных воинственных натур.

Баранов жёстко подавлял

все проявления бунтарства.

Иной раз просто высылал

из островного государства.

Вот с офицерами труднее

бывало сладить: он – купец,

а те – дворяне. Хоть беднее,

но каждый был пред ним наглец:

-Какой-то там купчишка хочет,

чтоб я не пил, когда хочу!

Пускай живот себе щекочет,
ужо его я проучу!-

В таких делах правитель старый

изрядно душу износил.

Бои, охотники, байдары –

устал Баранов, нету сил:

-Пускай Кусков, что помоложе,

воюет с буйною командой.

Мне ж отдохнуть пора, похоже.

Хочу в России дом с верандой.-

С такою просьбой обратился

Баранов как-то к камергеру.

Тот огорчён был и смутился

сей просьбой РАК* )-акционера.

Хотя Кусков был награждён,

но заявил, что, как Баранов,

борьбой всечасной изведён,

и без команды ветеранов

покинет тотчас этот край,

опасный, дикий и дождливый.

Вот так, Резанов - сам решай.

Вопрос изрядно щекотливый.

Тут можно много потерять:

доходы, земли, положенье.

Сим людям можно доверять,

иным же – вряд ли. Есть сомненье,

что нам удастся здесь форпосты

свои изрядно укрепить.

Здесь могут русских из Норд-Оста

изгнать, иль просто истребить.

Тлинкиты смерти не боятся,

свобода им – всего важней.

Ещё не раз придётся драться,

а дух Баранова сильней.

-Вы – лучший, господин Баранов-

Резанов честно заключил-

Вам уходить покуда рано,

никто сей быт не изучил

столь досконально и притом

Вы честно служите России.

Заменят Вас, но то – потом.

Сейчас на Вас венок Мессии.

Через борьбу, труды и кровь

несёте Вы в сей край далёкий

надежду, веру и любовь.

Вы след оставите глубокий

в истории Руси великой.

Да и в Америке младой,

столь непростой и многоликой,

Вы – мудрый, смелый, деловой.-

Излив сосуд из красноречья,

Резанов всех уговорил,

уладил те противоречья,

что смог, и дале приступил

к увещеванью сумасбродов,

происхожденьем из дворян -

строптивых флотских мореходов,

из коих каждый был буян,

безмерно пьянству предавался,

иль в час, когда грозит беда,

в поход свободный собирался

туда – не ведомо куда.

Мне стыдно тратить столько слов,

но я один владел собою,

а Машин, Сукин и Хвостов

спиртной прославились гульбою.

Признаться надо, Коля пил,

и в наше прошлое зимовье.

И на байдарке я ходил,

чтоб сохранить своё здоровье.

Как горько в этом признаваться!

Но для себя я так решил,

что не могу с ним оставаться

на корабле и попросил

Резанова жильё устроить

мне хоть на самом берегу.

Смогу я душу успокоить

и обостренья избегу.

Пожалуй, больше не решусь я

служить с Хвостовым никогда.

Ты, Коля, без меня беснуйся,

твоя дорога – в никуда.

Хор беспокойных душ.

В Америке анархия,

законной власти нет.

Великая монархия

плохой оставит след.

Ломает дружбу водка

и службе вред несёт.

Для ворога – находка,

а водка не спасёт.

Для ворога – находка,

а водка не спасёт.

О тех, кто шкурки добывает,

писать я вовсе не берусь.

Их судьбы водка так ломает,

что я душою изведусь,

пытаясь описать страданья

их жён из местных и детей.

Уж лучше обращу вниманье

я лишь на действия властей.